Бертольд Брехт

Кривда уверенным шагом сегодня идет до земле. Кровопийцы устраиваются на тысячелетья. Насилье вещает: «Все пребудет навечно, как есть». Человеческий голос не может пробиться сквозь вой власть имущих, И на каждом углу эксплуатация провозглашает: «Я хозяйка теперь». А угнетенные нынче толкуют: «Нашим надеждам не сбыться уже никогда».

Если ты жив, не говори: «Никогда»! То, что прочно, непрочно. Так, как есть, не останется вечно. Угнетатели выскажутся — Угнетенные заговорят. Кто посмеет сказать «никогда»? Кто в ответе за то, что угнетенье живуче? Мы. Кто в ответе за то, чтобы сбросить его? Тоже мы. Ты проиграл? Борись. Побежденный сегодня победителем станет завтра. Если свое положение ты осознал, разве можешь ты с ним примириться? И «Никогда» превратится в «Сегодня»!

Вместо того чтобы в роще играть со сверстниками, Сидит мой маленький сын, склонившись над книгами. При этом всего охотнее читает он О мошенничествах, совершаемых богачами, И о бойнях, затеянных генералами. Когда он читает о том, что наши законы Одинаково запрещают богатым и бедным спать под мостами, Я слышу, как он хохочет счастливо. Когда становится ясно ему, что автор книги подкуплен, Лицо его юное вмиг озаряется светом. Это мне по душе, несомненно, и все же Мне хотелось бы дать ему детство такое, Чтобы в роще играл он с друзьями.

Я, изгнанный на ярмарку, бреду, Живой среди живоподобных мумий; Кому продать плоды моих раздумий? Бреду по старым камням, как в бреду,

По старым камням, вытертым до блеска Шагами безнадежных ходоков. Мне «spell your name»1 твердят из-за столов, Ах, это «name» звучало прежде веско!

И слава богу, если им оно Неведомо, поскольку это имя Доносом обесчещено давно.

Мне приходилось толковать с такими; Они правы, что, судя по всему, Не доверяют рвенью моему.

1. Spell your name — Скажите ваше имя но буквам (англ.). Обратно

Скамейка, зеркало в надтреснутом овале И штифтик грима: с ролью на коленях Она садилась здесь; и невод — опускали Его в оркестр во время представленья.

А вот глядите — из времен гоненья Доска для теста, стоптанный башмак И медный таз — черничное варенье Варила детям в нем; продавленный дуршлаг.

Все на виду, чем в радости и в горе, Своем и вашем, правила она. О драгоценная без гордости во взоре! Актриса, беженка, служанка и жена.

Под серыми соснами — дом на снос. На свалке — полированный белый ларь. Что это? Прилавок? Или алтарь? Торговали здесь плотью Христа? Или кровь Его разливали? Отмеряли холст? Торговец молился? Барышничал поп? Прекрасные божьи творения,— сосны Сбывает соседский портной за бесценок.

Стоя за письменным пультом, Я вижу через окно в саду моем куст бузины - Смешение черного с красным. И мне вспоминается вдруг Куст бузины моей юности, в Аугсбурге. Много минут я стою в самом серьезном раздумье: Пойти ли к столу за очками, Чтобы еще раз увидеть Черные ягод на ярко-красных ветвях?

Спектакль окончен. Сыграна пьеса. Медленно Опорожняется вялая кишка театра. В своих уборных Стирают румяна и пот пройдошистые продавцы Смешанной в спешке мимики, сморщенной реторики. Наконец Освещение сходит на нет, которое жалкую Разоблачало халтуру, и погружается в сумерки Прекрасная пустота поруганной сцены. В пустом, Слегка еще дурно пахнущем зале сидит наш добрый Драмодел, ненасытный, пытается он Вспомнить все про себя.

О радость начала! О раннее утро! Первая травка, когда ты, казалось, забыл, Что значит зеленое! Радость от первой страницы Книги, которой ты ждал, и восторг удивления] Читай не спеша, слишком скоро Часть непрочтенная станет тонка! О первая пригоршня влаги На лицо, покрытое потом! Прохлада Свежен сорочки! О начало любви! И отведенный взгляд! О начало работы! Заправить горючим Остывший двигатель! Первый рывок рычага И первый стрекот мотора! И первой затяжки Дым, наполняющий легкие! И рожденье твое, Новая мысль!

Сегодня в той ночи, где я тебя люблю, Беззвучно на небе белеют тучи, В сухом бурьяне вздрагивает ветер, И воды закипают с кручи.

Год за годом рушатся Пена и вода, А на небе вдосталь Туч, как и всегда.

Будут тучи белые еще видны Поздней, в те одинокие года, И будет ветер вздрагивать в траве, И будет рушиться с камней вода.

Все наши встречи — дружбе не порука, Хотя с тобою были мы близки. Когда в объятьях грели мы друг друга, Мы друг от друга были далеки.

И встреться мы сегодня на базаре — Могли б сцепиться из-за связки лука: Хотя в объятьях грели мы друг друга, Все наши встречи — дружбе не порука.

Когда я был юн, для меня по моей просьбе Вырезали ножом на деревянной доске и разрисовали тушью Портрет старика, скребущего покрытую коростой грудь. Взгляд его был преисполнен мольбы и надежды на поученье. Но другой доски, что должна была висеть рядом с первой, С изображением молодого человека, поучающего старика, Так для меня и не сделали.

Когда я был юн, я надеялся Найти старика, согласного, чтоб его поучали. Когда я состарюсь, меня, я надеюсь, Найдет молодой человек, Согласный меня поучать.

Корабль средь волн плывет, И видит рулевой За чуть приметной гранью вод Заветный город свой.

Шуруйте угли в топках, Держите твердо штурвал, Чтоб рифы, мели, шквалы Корабль ваш миновал.

Мечтают моряки Вернуться в порт скорей, И есть, конечно, берега,— Мы знаем,— у всех морей.

Давай шевели руками И душу вкладывай в труд. Удачи надобно завоевать, Сами они не придут.

Работа не проклятье Для тех, кто свободен сам, Есть хлеб для них, и груды книг, И ветер — парусам.

Чтоб город расцвел счастливый И вам наградой стал, Творить и мыслить должны вы, Ковать и плавить металл.

Ребенку в колыбели Нужны молоко и хлеб, Чтоб щечки округлели И каждый мускул окреп.

Он должен расти из пеленок, Хоть он и мал пока; Затем и кричит ребенок И требует молока.

Коль домом станет кирпич И деревом — росток, Мы знаем, будет город у нас И сад в урочный срок.

И так как матери наши Для счастья нас родили, Клянемся жить для счастья, Для счастья всей земли.

Чтобы выжить, необходимо счастье. Без счастья Не спастись никому от холода, Голода, от людей.

Счастье — помощь.

Я был очень счастлив. Лишь потому Я все еще жив. Но, глядя в будущее, с ужасом сознаю, Сколько еще мне понадобится счастья.

Счастье — помощь.

Силён — кто счастлив. Крепкий борец и умный учитель Тот, кто счастлив.

Счастье — помощь.

    1
    

На пустой земле, где ветер лют, Каждый поначалу наг и худ, Зябко ждет, когда придет черед: Женщина пеленкой обернет.

    2
    

Не желал никто его, не звал И за ним повозки не послал, Был он не известен никому, Но мужчина руку дал ему.

    3
    

И с пустой земли, где ветер лют, В струпьях и коросте все уйдут. Наконец, полюбят этот свет: После горсть земли им кинут вслед.

Критическое отношение Некоторые считают бесплодным. Это потому, что в государстве Ихней критикой многого не достигнешь. Но то, что считают бесплодной критикой, На самом деле слабая критика. Критика оружием Может разгромить и государство. Изменение русла реки, Облагораживание плодового дерева, Воспитание человека, Перестройка государства — Таковы образцы плодотворной критики И к тому же Образцы искусства.